Котик Валентин Александрович (1930-1944)

Участник партизанского движения на Украине в годы Великой Отечественной войны.

Валя Котик родился 11 февраля 1930 года в семье крестьянина. С 1937 жил в городе Шепетовка. Когда началась война, он только еще перешел в шестой класс. С первых дней оккупации Шепетовки Валя начал бороться против фашистов.

Однажды вместе с товарищами он бросил гранату в машину, в которой ехал начальник шепетовской жандармерии. Гитлеровский палач был убит.
В 1942 году Валя установил постоянную связь с шепетовской подпольной организацией и по ее заданию собирал оружие, распространял листовки.
Летом 1943 года он становится партизаном отряда имени Кармалюка. В бою за освобождение города Изяслава мальчика смертельно ранило. Он умер на руках взрослых товарищей – партизан.

Награжден орденом Отечественной войны 1-й степени и медалью.
Вале Котику присвоено звание Героя Советского Союза, посмертно.

Имя Котика присвоено теплоходу, школам.
В городе Шепетовка в 1960 году сооружен памятник Вале Котику.

«Последний бой» – рассказ, который написала мама Вали, Анна Котик.

Последний бой.

На лесной опушке построилась шеренга новоприбывших, а среди них и мои сыновья — Валя и Виктор. У обоих — трофейные автоматы. В партизанский отряд принимают лишь с оружием, и сыновья мои выполнили это требование, да еще раздобыли оружие не только для себя.
Перед строем стоят партизанский командир Антон Захарович Одуха и комиссар Игнатий Васильевич Кузовкин. Комиссар медленно, фразу за фразой, читает слова партизанской присяги. И новички в торжественной тишине повторяют вслед за ним:
«За сожженные города и села, за смерть жен и детей наших, за муки и насилие над моим народом я клянусь мстить врагу беспощадно и без устали.
Кровь за кровь!
Смерть за смерть!
Я клянусь, что скорее умру в жестоком бою с врагами, чем отдам себя, свою семью и весь советский народ в рабство кровавому фашизму…».
В тот день мои сыновья стали бойцами-партизанами.

Однажды Валиной группе поручили разгромить немецкий гарнизон, стоявший в соседнем селе.
Партизаны пробирались лесными тропами. Впереди — разведка, а по бокам и в тылу — боевая охрана. Отряд накануне преследовали каратели, но теперь, казалось, он уже оторвался от них. В лесу тихо. Лишь птицы поют и деревья шумят в вышине.
Привал! — распорядился командир.— Валик, твоя очередь караулить.
Слушаюсь,— козырнул Валя и исчез за деревьями.
Его пост находился на расстоянии нескольких сот метров от места привала. Мальчик засел в кустах перед лесной опушкой.
Вокруг тишина.
Но что это? Птичья стая взлетела с дерева. Сквозь шум леса Валя услышал громкий хруст веток под ногами. Он схватил автомат, бросился на землю, но… Чьи-то грубые, сильные руки вырвали у него оружие. Это были каратели.
— Ты откуда? — грозно спросил переводчик.
«Что же делать, как предупредить отряд об опасности, как оттянуть время?» — сверлила мозг тревожная мысль. Резкий удар — и опять тот же вопрос:
— Откуда?
Валя пальцем показывает на небо:
— С самолета.
— Кто еще с тобой? Где они?
Голос у фашиста пронзительный, в руке — пистолет, нацеленный на юного партизана. А справа и слева осторожно, от дерева к дереву продвигаются немецкие солдаты.
Не дождавшись ответа, офицер оставил возле Вали конвоиров, а ос­тальных повел дальше, догадавшись, что партизаны где-то здесь, неподалеку.
Гитлеровцы заставили Валю лечь и приказали не шевелиться. А он лихорадочно думал:
«Еще минут десять, и враги нападут на отряд. Что делать?»
Только пошевельнулся, раздался угрожающий окрик фашиста:
— Лиген!
Вдруг Валя почувствовал, что в бок ему впилась рубчатая поверхность гранаты «лимонки».
Надо было очень осторожно, чтобы каратели не заметили, подтянуть руку под себя, снять кольцо…
Валя стремительно вскочил, бросил под ноги своим стражам гранату, а сам метнулся в кусты. Но разве за три секунды отбежишь так далеко, чтобы не настигли осколки? Что-то обожгло ему ноги, спину. Валя упал, но потом пополз в глубь леса.
В отряде услышали взрыв, и, когда каратели приблизились к месту привала, они, конечно, никого уже не обнаружили.
А что произошло с Валей?
Он выжил, дополз до избушки лесника, тот перевязал ему раны и оповестил партизан…

Наступила зима 1944 года. Под ударами Красной Армии фашистские войска откатывались на запад. Партизаны помогали фронту, и, чтобы остаться в тылу врага, им приходилось «отступать» вместе с гитлеровцами.
В один из январских дней партизаны штурмом взяли Славуту и установили там Советскую власть. А когда до Славуты дошли передовые части фронта, партизаны получили приказ готовиться к штурму Изяслава.
Отряд Музалёва, где был Валя, расположился километров за семь от города. Как только остановились, радист взялся за ручку приемника и стал ловить Москву:
— Приказ Верховного Главнокомандующего…
Все, кто был свободен, собрались у радиоприемника. С нетерпением ожидали: чем сегодня порадует Москва?
Диктор торжественно читал:
— Взят крупный железнодорожный узел — город Шепетовка!
— Ура! — пронеслось по лесу.
Большинство партизан в отряде Музалёва были из Шепетовки. Их город уже освободили, а отряд готовился к своему последнему бою.
Накануне сюда прибыл связной из штаба фронта. Потом явились представители всех отрядов.
Через некоторое время Музалёв созвал командиров взводов. Сразу же после коротенького совещания в ночной мгле растворились партизанские разведчики в белых маскировочных халатах.
— В семь утра штурм Изяслава! — повторяли в отряде.
— Валик, во время боя останешься при штабе,— велел Музалёв.
— А почему в атаку не пойду? Что, я плохо стреляю?
— Это приказ, а приказы не обсуждают,— строго ответил Музалёв.
— Ладно,— насупился Валя.
Нет, не мог Музалёв послать его теперь в самое пекло. Ведь это — последний бой. Через несколько дней Валя вернется в Шепетовку, уже советскую, пойдет в школу, и скоро его руки снова привыкнут к портфелю, к тетрадям, карандашам…
Гитлеровцы не ждали нападения. Они выскакивали из домов полураздетые, носились как угорелые и беспорядочно отстреливались. Вот отряд миновал первые здания. Фашисты бежали из города. Но партизаны знали, что победа не будет легкой. Ведь через Изяслав шли последние эшелоны с техникой, солдатами, через Изяслав отходили части, разбитые под Шепетовкой.
Партизаны немедленно стали окапываться, чтобы закрепиться в городе.
Вале поручили охранять оставленный фашистами склад оружия.
Он стоял на часах и думал о том, что напрасно Музалёв не разрешил ему идти в атаку.
Что он потом вспомнит об этом сражении? Бесконечные телефонные звонки на КП Музалёва? Как хотелось ему броситься с этого КП туда, где свистели пули! Но приказ нарушать нельзя.
И вдруг Валя услышал гудение моторов, доносящееся с той стороны, куда отступили фашисты. Появились танки «тигры» и самоходные орудия «фердинанды». Трудно одолеть такую технику, когда в отряде всего лишь несколько противотанковых ружей и одно противотанковое орудие.
Он увидел издали, как один из партизан поднялся во весь рост возле пятнистого танка и упал прямо под гусеницы.
Раздался взрыв… Танк крутнулся на месте, из башни повалил дым.
Танки приближались к складу. Вот Валя уже четко различает бегущих за ними фашистов. Он припал к земле и начал стрелять в черные фигурки на белом снегу.

Еще один танк остановился. Остальные повернули обратно. Снова грянуло над городом партизанское «ура». Наступление гитлеровцев отражено.
Валя встал во весь рост.
Вдруг тупой удар в живот сбил его с ног. Шальная пуля смертельно ранила мальчика.
Он пришел в сознание от того, что телегу резко тряхнуло и все тело пронзила острая боль.
Валя лежал на соломе, прикрытой трофейными одеялами и шинелями. Музалёв все время тяжело ступал рядом, держась рукой за край телеги.
Только сейчас он понял, насколько устал после напряженного боя. Теперь все позади. С другого фланга своевременно подошли советские войска. Изяслав был освобожден. Партизаны возвращались домой. Они выполнили свой трудный долг.
Держась за телегу, Музалёв ощущал малейший толчок. О, если б он мог воскликнуть:
— Негорбись, дорога, юного партизана, тяжело раненного партизана по тебе везут!
Да разве дороге прикажешь…
Вдруг Валя открыл глаза.
— Дядя Степан, ты тут? — спросил шепотом.
— Тут я, тут, Валик,— склонился над ним Музалёв.
— Ты маме ничего не рассказывай, я из госпиталя сам… напишу,— помолчал,— …когда поправлюсь.
— Ладно, лежи спокойно.
— А когда я поправлюсь, то поеду в Москву?
— Конечно. Кремль увидишь…
— Дядя Степан…— снова заговорил и умолк.
— Что, хуже тебе?
Валя молчал. Полуоткрытые, померкшие глаза смотрели в небо, где над освобожденным Изяславом самолеты с красными звездами на крыльях преследовали убегающего врага.

…Валика похоронили в селе Хоровец. Я тогда была в тылу, выздо­равливала после тифа, и о смерти моего младшего сына узнала лишь по возвращении в Шепетовку.
Пошла я в Хоровец. По дороге меня подобрал военный грузовик. В кузове сидели солдаты — молодые, веселые. Как не похожи были они на красноармейцев 1941 года, хмурых, подавленных первыми днями неудач!
— Что, мамаша, к родичам едете? — спросил кто-то из них.
Не хотелось стирать с их лиц такие хорошие улыбки, поэтому ответила:
— Да, ребята, к родичам.
В Хоровце секретарь райкома и начальник партизанского госпиталя сделали все, чтобы я могла перевезти прах сына в Шепетовку. Около госпитальных ворот кто-то коснулся моей руки. Это был один из солдат, с которыми я ехала в машине.
— Так это вы к нему спешили? — спросил он, увидев на телеге гроб. Смущенно приблизился ко мне и крепко, как когда-то Валик, прижался губами к моей щеке: — Простите, мамаша… Не знали мы… Крепитесь…
Мы им за все отплатим.

Из книги «От Днепра до Дуная» 1977 г.